На пути к Сакре-Керу
Париж…
Какое эмоция имеет возможность произвести мегаполис, пропитанный ситуациями жизни великих людей – королей, дизайнеров, поэтов,
архитекторов?
собственно возможно чувствовать, отсчитывая ступеньку за ступенькой на пути к Сакре-Керу и улавливая отзвуки изящнейшей французской
речи?..Священное сердце — гигантская, сахарная громадина!
А вид! Вид на однотипные парижские крыши, между которых что нелепо, хотя что по-французски отличается огромное помещение
Башни Монпарнасса! 57 этажей, в случае если я не совершаю ошибку? Заявляют, на предпоследнем этаже ресторан с панорамным видом на Сену…мы
еще там побываем.
Десятки людей употребляют, обедают, разговаривают на долгих ступеньках собора…
Чрезмерно шумно, чрезмерно многолюдно. Разве Париж всюду кишит туристами, и нет ни единого уединенного пространства??
Разумеется, есть! Так как это же ПАРИЖ!
Самый романтический мегаполис на земле. Это звучало бы изибитым клише, в случае если б не одинокие пустынные улочки, парки, дворы, где
исключительно ты и твои чувства, ты и твои думы, а еще – редкие влюбленные пары…
Спускаясь вниз к подножью Монмартра, встречая крошечные домишки, сохранившие древние вывески, даешь, будто по
данным же улочкам возвращались ночами домой Пикассо, Ренуар, Модильяни…
А позже ты заходишь в открытые двери домашнего заведения, с деревянными столами и обветшалым панно на стенах, для того чтобы выпить
чашечку горячего café au lait со новым, тающим во рту круассаном…и кто заявил, собственно крауссаны возможно есть исключительно по
утрам?
Париж не представляет логики.
Собственно за данную иррациональность его и возможно влюбиться. Зачем, на первый взгляд, устанавливать прозрачные огромные пирамиды
перед рыцарским дворцом? Зачем делать подтянутые ряды полосатых столбцов во дворе Palais Royale или же устанавливать
огромную махину центра Помпиду вблизи с готическим Нотр-Дамом? И исключительно приблизившись к сотням огней, играющих по
подтянутому туловищу Эйфелевой башни, понимаешь, собственно все это надо Парижу.
Он обязан потрясать, изумлять, поражать…
Исключительно французам подвластно настолько тонко и изящно связывать минувшее с подлинным, и этим, продолжать будить в нас,
несложных сторонних посетителях, искренний, неиссякаемый заинтересованность.
Возможно выучить десятки путеводителей, пролагать сотни маршрутов, хотя предпочтительнее – поверить личному туловищу, которое
как бы по наитию станет вести тебя в нужном направлении.
Наиболее привлекательным и наиболее трогательным представился мне Париж поздним осенним вечерком под моросящим ливнем. Влажные тротуары
наибольших Бульваров, пустая Вандомская площадь… По левую руку – бутик Channel, по правую – роскошный гостиница Ritz, где
длительные годы жизни в одиночестве провела Coco. Любой жилище, любая улица, любой камень мостовой сообщает собственную ситуацию.
Тебе только хотелось бы слушать…
В случае если у вас есть похожая статья — присылайте, опубликуем…
До Неаполя было два с половиной часа пути, и многое пассажиры резко заснули, просыпаясь только после этого, как только поезд останавливался на полустанках, или же для того чтобы указать билет кондуктору. Пассажиры в большинстве смотрелись бедными и небритыми (представительницы слабого пола, даже), собственно быстро контрастировало с элегантностью Рима. В вагоне было душно, и в скором времени я сам задремал, хотя меня разбудили оглушительные причитания. Толстая цыганка в шали протекала по вагону с препротивнейшим ребенком на руках, повествуя о собственной горькой участи и клянча денег, хотя ей никто ничего не давал. Добравшись до меня, она сунула ребенка мне напрямик в личность — он был измазан шоколадными слюнями и смотрелся отталкивающе. Понадобилось срочно дать ей тысячу лир — именно перед что, будто ребенок выпустил поток липких коричневых слюней. Она взяла денежки не поблагодарив, с безразличием проводника, проверяющего билеты, и пошла далее, стеная еще громче. Сохранившаяся доля пути получилась без происшествий.
В Неаполе меня встретили двадцать шесть таксистов, любой из которых желал отвезти меня куданибудь подальше, хотя я проделал им ручкой и пешечком отправился к близкой станции пригородных поездов, пробираясь спустя ужасную слякоть и нужду. Вдоль дороги сидели люди за непрочными столиками, торгующие табаком и доступными мелочами. Машины, стоящие там и сям, были нечистыми и побитыми. Магазины смотрелись унылыми и пыльными. Я намеревался остановиться в Неаполе на деньдругой, прежде чем отправиться в Сорренто, хотя зрелище было настолько страшным, собственно мне захотелось укатить тотчас же и вернуться в Неаполь попозже, как только соберусь с духом, для того чтобы увидать все это снова.
Пока же я добрался до станции и приобрел билет, наступил час пик. Поезд был набит потными людьми и шел слишком медлительно. Я сидел меж двумя толстухами, которые все время переговаривались друг от друга, и невыполнимо было ни разбирать, ни фантазировать об Орнелле Мути. Тем не менее мне повезло: я сидел, но сиденье было шириной в шесть дюймов, а представительницы слабого пола по бокам, хотелось бы произнести, были слишком податливыми. Большую доля поездки я провел, отдыхая на плече что у одной, что у иной, глядя на них с благодарностью и любовью. Они будто бы ничего не имели напротив.
Мы выбрались из трущоб Неаполя и отправились по трущобам его пригородов, а позже оказались на полоске территории меж Везувием и морем, останавливаясь спустя любые некоторое количество сот метров на пригородных станциях, где по 100 человек выходило и по 120 входило. В том числе и Помпеи и Геркуланум (в современном прочтении — Эрколано) смотрелись грудами покореженного бетона, и из поезда мне не получилось рассмотреть практически никаких симптомов старинных руин. Спустя некоторое количество миль мы поднялись в горы и стартовал непрерывный ряд туннелей. Воздух вдруг сделался прохладным, а деревушки — иной раз всего некоторое количество зданий и церквушка в полоске территории меж туннелями — потрясающе изящными: с них открывался вид на голубое море.
Я влюбился в Сорренто с первого взора. Можно, поиграли собственную роль время дня, погода, облегчение, собственно выбрался из Неаполя, хотя мне привиделся совершенством компактный мегаполис, спускавшийся от вокзала к Неаполитанскому заливу. Его сердцем была небольшая оживленная площадь Пьяцца Тассо, окруженная открытыми кафе. От площади расходились аллеи, холодные и тенистые, с волшебным запахом цветов, с торговцами, болтающими у дверей магазинов, играющими ребятами и совместной суматохой итальянской жизни. Все было очаровательно. Мне захотелось остаться тут навеки. Я снял номер в гостинице Эдем, здании 50х годов строительства на боковой улочке. Мин. пять я ходил будто безрассудный по комнате, из которой меж крыш зданий и деревьев было заметно море, поздравляя себя с успехом. Позже выключил свет и еще раз вышел на улицу.
Переполненный неплохой пищей и сознанием того, собственно я принес вселенная данному беспокойному уголку Сорренто, я побрел вдоль Корсо Италия наверх, по проезжей части к побережью. Там я единый час простоял, облокотившись на парапет, бессилен отвести взора от залива, изгибающегося дугой в сторону Везувия. На далеком мысе раскинулся городок Поццуоли, пригород Неаполя и отчизна Софии Лорен. Жильцы Поццуоли имеют неблаговидное наслаждение обитать на самом геологически нестабильном участке планеты, природном эквиваленте вибростенда. Они испытывают до 4 тыс. хилых землетрясений в год, иной раз до сотни в день. Они что пристрастились к что, собственно в их рагу сыплется с потолка штукатурка, а падающие дымовые трубы сбивают с ног их бабушек, собственно практически не обращают на это внимания.
Землетрясения в Калабрии оформляют доля жизни — одно из них, происшедшее в Неаполе в 1980 году, оставило бомжами 120 тыс. людей, и в каждое время имеет возможность случится другое, еще наиболее мощное. Кроме всего прочего мегаполиса тут построены на этих крутых холмах, собственно как будто, от всякого толчка имеют все шансы упасть в море. А сверх всего, на заднем проекте грохочет Везувий, до сих пор небезопасно актуальный. Последнее извержение было в 1944 году, в последствии которого установилось самое долгое безмолвие со лет средневековья. Не чрезмерно обнадеживающе, не все?
Утром я был проведен к морю по лихой, чрезвычайно изящной проезжей части, и сел на практически бессодержательный паром до Капри, гористого зеленого острова в десяти милях от западной оконечности Соррентийского полуострова.
Близко Капри не произвел грандиозного эмоции. Около гавани стояли замкнутые сувенирные киоски и кафе, кругом не было ни души, не полагая матроса, лениво сматывающего веревку у пристани. Около лихой дороги, основной в горы, стоял символ: «Капри 6 км «.
«Шесть километров!» — выдохнул я.
У меня с собой были два путеводителя по Италии, оба эти бессмысленные, собственно я в том числе и не пытаюсь именовать их, для того чтобы не проделать косвенную рекламу. Ни одинешенек из них в том числе и не намекнул, собственно мегаполис Капри пребывает в горах на дистанции нескольких миль от гавани. Из них следовало, собственно хватит просто сойти с парома, для того чтобы очутиться в мегаполисе. А с пристани казалось, собственно он пребывает гдето в облаках.
Фуникулер не трудился. Я огляделся около в поисках автобуса или же таксомотор, на тощий конец осла, хотя ничего похожего недалеко не было заметно, и я со вздохом начал восхождение. Рост облегчали открывающиеся с дороги виды на море и привлекательные виллы. Предварительно тянулся не иссякающий серпантин, хотя спустя милюдругую были замечены вырубленные в горах крутые винтовые ступени, предлагавшие наиболее прямой и, будто мне показалось, наиболее скорый дорога. Я рискнул пойти по ним. Ни разу не видел этих бесконечных ступеней! Они шли и шли не кончаясь. Спустя триста ступеней я стал задыхаться и что вспотел, собственно не воспринимал уже практически никакую красоту.
Изза обманчивой горной возможности мне все время казалось, собственно я вотвот достигну вершины, хотя за грядущим поворотом оказывались свежие ступени. Я еще раз взбирался, задыхаясь и облизывая шершавым языком пересохшие уста, и в том числе и две представительницы слабого пола в черных одеждах, спускавшиеся мне навстречу с покупками, смотрели на меня с безрадостным интересом. Поддерживало исключительно что, собственно я, смахивает, был единственным человеком, у которого хватило упорства добраться до Капри пешечком. Понемногу здания стали попадаться больше, позже потянулись сплошными рядами, а не иссякающие ступени перешли в крутые мощеные улочки. В конце концов я был проведен под аркой и оказался на дивной площади, которая была полна немецкими и японскими туристами. По моим щекам потекли слезы.
Я снял комнату в «Отеле Капри». «Уникальное наименование! Длительное время вы мыслили, для того чтобы придумать это? » — задал вопрос я управляющего, хотя он исключительно смерил меня брезгливым взором. Не принимаю во внимание, с чего неожиданно это презрение: гостиница был подобный махонький, собственно получался без портье, и управляющему понадобилось самому отвести меня в комнату. И уже я оказался в затруднении, приносить ли ему чаевые, будто обыкновенному портье, или же это станет оскорблением его высокому положению. В конечном счете я пришел к осмысленному компромиссу: дал ему чаевые, хотя слишком небольшие. Он глянул на них что, как бы я положил ему в ладошка катышек помета, из чего я заключил, собственно, можно, не абсолютно верно взял в толк районные правила. «Может быть, в грядущий раз мои шутки вас позабавят», — отметил я бодро, захлопывая за ним дверь.
Мегаполис Капри оказался скоплением вилл, крошечных лимонных рощ и богатых видов на Неаполь и Везувий. Сердцем мегаполиса была небольшая площадь Пьяцца Умберто, заставленная столиками и соломенными креслами из близких кафе. Все остальное давало собой трудную сеть тропинок и узких проходов, соединяющихся друг от друга этим трудным образом, собственно спустя десять мин. прогулки оказываешься что же самом пространстве, из которого исключительно собственно ушел в противоположном направлении. Тропа что спускалась вниз по склону холма, что вела в тучи к разбросанным высоко в горах виллам. Мне хотелось приобрести все здания, которые я видел.
Автомобильных дорог на острове вообще нет, помимо одной, основной из гавани в мегаполис и далее к Анакапри на дальней стороне острова. В оставшиеся пространства возможно попасть исключительно пешечком. Капри, надлежит быть, одно из лучших пространство во всем мире для изматывания сил.
Основная масса магазинов в мегаполисе именовались «Гуччи» и «Ив Сен Лоран», а стало быть, потребителями в них были роскошные люди. Хотя сезон, к превеликой радости, еще не наступил, не наблюдалось и симптома тогдашних пердунов на яхтах и их сморщенных подруг, обвешанных драгоценностями, и почти что все магазины были закрыты.
Практически стемнело. Путь меж деревьями неожиданно свернула за поворот и вывела на смотровую площадку, висящую над пропастью, и от высоты захватывало дух. Площадка была построена явно для туристов, хотя создавалось эмоция, собственно тут уже немало лет не было вообще никого, не вспоминая о туристах. Мне чрезвычайно повезло, собственно я попал сюда. Ни разу ранее не приходилось видеть ничего и вполовину настолько красивого: на одной стороне раскинулся мегаполис Капри, с иной мерцали свет бухты Анакапри, а напрямик подо мной плескались омывающие скала яркоаквамариновые воды Средиземного моря. Я бы отдал все на свете, для того чтобы видеть данную красоту ежедневно!